robert_ibatullin | Entries tagged with 1984

Под окном кто-то пел. Уинстон выглянул, укрывшись за муслиновой занавеской. Июньское солнце еще стояло высоко, а на освещенном дворе топала взад-вперед между корытом и бельевой веревкой громадная, мощная, как норманнский столб, женщина с красными мускулистыми руками и развешивала квадратные тряпочки, в которых Уинстон угадал детские пеленки. Когда ее рот освобождался от прищепок, она запевала сильным контральто:

It was only an 'opeless fancy.
It passed like an Ipril dye,
But a look an' a word an' the dreams they stirred!
They 'ave stolen my 'eart awye!

Последние недели весь Лондон был помешан на этой песенке. Их в бесчисленном множестве выпускала для пролов особая секция музыкального отдела. Слова сочинялись вообще без участия человека – на аппарате под названием «версификатор». Но женщина пела так мелодично, что эта страшная дребедень почти радовала слух.

Watch on YouTube

Текст - Дж. Оруэлл и ChatGPT, музыка и исполнение - Suno.ai

Новый рассказ-фанфик из цикла "Министерство правды", рассказывающий о дальнейшей карьере Джереми Пайка в оруэлловскм мире.

Отдел "Порносек" (18+)

Новый фанфик по "1984". Написан без использования ИИ.

Текстомат "Победа"

Был холодный ясный апрельский день, когда Джереми Пайк поступил на службу в Отдел литературных машин Министерства правды Океании. Пайку было двадцать лет, он только что окончил курсы текстоматчиков Кембриджского высшего партучилища, и это было его первое место работы. Безразличная рыженькая наладчица с повязанным на поясе шарфом Антисексуальной лиги выдала ему акты на подпись: инструктаж по ТБ прослушал, с должностной инструкцией ознакомлен, технику принял под материальную ответственность. Затем, даже не пожелав удачи, она ушла и оставила Джереми в маленьком офисе с двумя столами, на которых громоздились текстоматы, наедине с немолодым коллегой невзрачной внешности.

- Салливан, - представился коллега, почти не взглянув на Пайка и едва удостоив вялого рукопожатия.

Приём был почему-то холодным. Но это не угасило у Джереми энтузиазма первого рабочего дня. Он бодро уселся за свой текстомат. У соседа рабочее место было обжитое: с кружкой, стаканчиком карандашей, перекидным календарём, семейной фотографией. А стол Пайка сиял стерильной чистотой. Неужели он первый, кто здесь работает?

Машина была плюсплюс крутая: новенькая "Победа-1982" на восьмиядерном лингвотроне с терапараметрической мультиматрицей - не чета тому старому, вечно ломающемуся барахлу, с которым Джереми долбился на курсах. Такой зверь мог за секунды синтезировать текст любой сложности. Пайк потёр в предвкушении руки и переключил тумблер на вычислительном блоке.

Внутри загудели, прогреваясь, каскады трансформаторов. Посреди чёрного экрана затеплилась зелёная точка, растянулась в линию, развернулась в строки загрузочного лога. Под низкий нарастающий гул крутившихся всё быстрее магнитных дисков строки побежали вверх. По правую руку Джереми прозвенел сигнал пневмопочты. Ага, вот и первое задание.

Читать дальше

В комментах к предыдущей записи выяснилось, что многие считают "1984" сатирой на Англию, а не на тоталитаризм. Причём не только советофилы. Полагаю, они не совсем правы.

Личные впечатления автора, отразившиеся и преломившиеся в романе, это: 1) повседневный быт Англии военных лет, 2) редакторская работа на ВВС, 3) психология и нравы английской левацкой политтусовочки, 4) республиканская Испания. Всё это, естественно, сатирически гипертрофированное. Англичане времён войны бедствовали, но не голодали; ВВС пропагандистски врало, но не придумывало товарищей Огилви и не подчищало старые публикации; английские коммунисты практиковали новояз, речекряк, двоемыслие, доносы, проработки и провокации, но не пытали и не убивали; испанские революционеры пытали и убивали, но у них царил кровавый бардак, а не отлаженная система террора.

Ну и вот, если всё это сплавить и преувеличить в 100 раз, получится Океания. А если сплавить и преувеличить только в 10 раз, получится примерно СССР. В котором Оруэлл не бывал, но информирован был неплохо. Сатирой на мейнстрим английского общества роман, конечно же, не является, что бы ни думали об этом галковскоманы и прочие англофобы. Оруэлл на такую интерпретацию только покрутил бы пальцем у виска.

Много лет мы считали, что Оруэлл описал тоталитаризм. Это один из глобальных фейков.

Оруэлл писал про конец либерализма. Он написал, как либерализм заведет человечество в тупик. Он не писал про СССР, он писал про общество, в котором жил, про крах идеи либерализма (Мария Захарова)

Браво, г-жа Захарова! Идеальное вживание в стиль мышления функционеров Партии. Мир - это война, свобода - это рабство, ангсоц - это либерализм. Высказывание о романе практически изнутри романа. Лучший перформанс на тему "1984", какой только можно вообразить.

– Вот мы и увиделись снова, – сказал О'Брайен с мягкой, немного грустной улыбкой. – Там, где светло, не правда ли?
– Там, где светло, – повторил Уинстон.
Его везли в кресле по огромному коридору, шириной не меньше километра, залитому золотистым светом. О'Брайен шагал рядом, глядя сверху вниз слегка печально и тяжело.
– Теперь меня расстреляют?
О'Брайен покачал головой.
– Нет, Уинстон. Всё прощено. Ты прошёл испытание. Ты принят. Теперь ты один из нас.

Уинстон неуверенно поднял глаза. Снизу лицо О'Брайена казалось жёстким и потрёпанным, и внезапно Уинстон всё понял. Так вот откуда эти мешки под глазами, эти глубокие складки морщин! О'Брайен прошёл через всё то же самое – тайные сомнения, преступную любовь, конвейер допросов у охранников в чёрном, пытку электричеством, троящиеся в глазах пальцы, камеру 101 - и он тоже победил себя и полюбил Большого Брата. Так вот почему каждую мысль Уинстона, каждое движение его души О'Брайен знал как свои собственные! Из глаз Уинстона невольно брызнули слёзы, и О'Брайен успокивающе тронул его плечо.

– Ты один из нас, – повторил он.
– Во... Внутреннй... партии?
– Нет, Уинстон. Внутри Внутренней. В Центральной партии. На том уровне, где уже нет двоемыслия и уткоречи. Там, где дважды два ВСЕГДА равно четырем.
( Read more... )

Есть одна странная черта в геополитике оруэлловского мира. В 1984 г. Океания дружит то с Евразией против Остазии, то, наоборот, с Остазией против Евразии, но Евразия и Остазия при любом раскладе воюют друг против друга. Нет ни одного намёка, что континентальные державы когда-либо дружили между собой против Океании. Более того, прямо говорится, что "когда Океания воевала с одной из них, с другой она обыкновенно заключала мир" (when Oceania was at war with one of these Powers it was generally at peace with the other). Следовательно, конфликт между Евразией и Остазией глубже, чем конфликт между любой из них и Океанией. А это значит, что мысль Гольдштейна о "войне понарошку" неверна, в действительности понарошку воюет одна Океания. Вывод отсюда прост: книга Гольдштейна (напомню, сочинённая Министерством Любви в провокационных целях) вовсе не раскрывает каких-то последних тайн мира "1984", это лишь одна из пропагандистских версий происходящего в нём. Но как же устроен этот мир "на самом деле"? Для толкователей-ревизионистов здесь открывается масса возможностей.