отрывок

[robert_ibatullin]

Рука великого князя, хорошо наманикюренная, вся в склеротических буграх сосудов, зависла над бумагой. Перо подрагивало. Он поднял глаза. Лысины, усы, эполеты – всё по ту сторону стола – сквозь очки расплывалось цветными пятнами. По ту сторону стола ждали. Кто-то - кажется, Тухачевский - шевельнулся и громко кашлянул.

– Не я проиграл эту войну, – выговорил великий князь. – Но ради России... ради спасения монархии... я принесу эту жертву. С Богом.

Перо ткнулось в бумагу и длинно, твёрдо прочертило по старинке, с ером на конце: КИРИЛЛЪ.

* * *
Два дня шли уличные бои. В западных кварталах – от Сафроновской пристани до железнодорожного моста – стрельба не затихала ни на час. Главные силы кирилловцев отступали за Белую, а команды смертников прикрывали отход, не давая красным прорваться к железной дороге или на кручи Архиерейки, с которых мост хорошо простреливался. Наконец громыхнуло на весь город так, будто обвалился потолок в соседней комнате: это отступавшие взорвали за собой мост. Потом стрельба затихла. Сибдиректория взяла город, но регентской армии удалось вырваться из мешка.

* * *
Здесь ничего не изменилось, будто он и не уезжал два года назад. Всё так же шелестели старые липы Аксаковской аллеи, а за распахнутым окном губернаторского дома пишущие машинки звенели наперебой. Вот только с афишных тумб у ворот Ушаковского парка смотрели совсем другие плакаты, и уже не триколор с монограммой «М II», а красное знамя с буквами «В. С. С. Д.» покачивалось над губернаторским крыльцом.

Наглазная повязка опять съехала – Сафар понял это по испугу на лице встречной женщины. На ходу поправляя повязку, он свернул с аллеи за епархиальное училище. Вот и горбатая Труниловская улица, прилепившаяся к задворкам соборной мечети, вот и утонувший в сирени дом с давно не крашеным мезонином. Сафар сам не заметил, как ускорил шаг. Сегодня понедельник – отец, наверное, на службе, а мама должна быть дома. Вот сейчас он толкнёт калитку, и Акбаш, захлёбываясь лаем, рванётся с цепи – а потом узнает хозяина.

Калитка была заперта. Сафар громко постучал.

* * *
Нужно было привести, наконец, в порядок коллекцию. Разложить банкноты по номиналу, по месту выпуска – обычные московские кирилловки, редкие кирилловки ДВГГ со слегка японскими чертами в портрете великого князя, боны рейхскомиссариатов, причудливые директорки с пирамидами, глазами и звёздами, одна-единственная михайловка, ещё довоенная, привезённая из Петрограда... Сплошная мелочь, номиналом не больше ста тысяч. Крупных купюр мама в коллекцию не давала, да и настоящие деньги – доллары, марки, рупии – были для Коли недостижимой мечтой.

Со двора послышался стук в калитку. Не мама ли вернулась из гимназии? Что-то рано. Коля вскочил из-за стола.

* * *
– Вот здесь расстреливали чеэсэмов, – проговорил Нияз-абый. – Здесь и закопали всех. – Он обвёл рукой бугры, успевшие порасти травой, и отвернулся, закуривая.
– Чеэсэмов? – переспросил кто-то чужой голосом Сафара.
– Член семьи мятежника, – объяснил Нияз.
Солнце жгло пустырь, пропастью обрывавшийся к Белой. Там, внизу, на страшном расстоянии сверкала полоса реки и тянулись заливные луга, перелески, озера, старицы до самого горизонта, до пропадавших в дымке плоских увалов степи.
– Кто... Кто донёс?
– Не знаю, Сафар-энем. Откуда мне знать? Доносчик о себе на базаре не кричал...
– А эти? Из Петрограда?
– Эвакуированные... Ничего они не знают. Им отвели дом по наряду, сказали, что ничей. Не думай на них.
Старик молча приобнял Сафара, потянул за собой.
– Не стой так, энем... Пойдём, надо помянуть...

* * *
Людмила постучала указкой. Гимназисты почти не слушали. Она повысила голос.
– Тень коснётся Земли на западе Соединённых Штатов. Пройдёт через Канаду, Гренландию, Скандинавию, мимо Петрограда и Москвы. Двинется вдоль Волги. Минует нашу губернию с запада и юга, потом уйдёт в киргизские степи и около Ташкента оторвётся от Земли. Затмение начнётся сегодня вечером. На солнце можно будет смотреть сквозь закопчённое стекло...
– У меня есть! – раздалось несколько хвастливых голосов.
– ... Или засвеченную фотоплёнку. Мы с вами не попадаем в полную тень. В 6-25 луна закроет солнце так, что от него останется тонкий серпик. Даю всем домашнее задание: пронаблюдать затмение и сделать три рисунка – как будет выглядеть солнце в 6-00, 6-25 и 7-00. Повторяю...

* * *
– Угощайтесь, – ротмистр кинул через стол портсигар.
Сафар чиркнул спичкой. Осотовец смотрел на него неотрывно.
– Окончил медресе «Гусмания», – продолжил Сафар. – Поступил в Казанский университет, на юридический, уже во время войны, отучился год. В сорок третьем был мобилизован михайловцами, служил на Семиреченском фронте, переводчиком в штабе Третьей армии. После Карабулака попал в плен к Тура-хану Урумчийскому, бежал, в одиночку через Монгольский Алтай добрался до Кобдо, там присоединился к войскам Директории. В Курганском сражении потерял глаз. После этого демобилизован. Сегодня узнал, что кирилловцы расстреляли моих родителей. Хочу служить в ОСОТ. Всё.
Ротмистр макнул ручку в чернильницу.
– Ваши политические взгляды?
– Что?
– Монархист, республиканец, социалист, татарист, валидовец? Как считаете, кто победит в мировой войне? Кому сочувствуете – Михаилу или Директории?
Сафар с силой раздавил в пепельнице недокуренную папиросу.
– Вот ЭТО я хочу делать с кирилловской сволочью. У вас, у Михаила, у Заки – всё равно. Ясно?
Осотовец встал. Вручил ему листок.
– Гражданин Габидуллин, мы рассмотрим ваше дело. Приходите завтра. Вот пропуск.

Comments

Пре-лестно

[mcahriman.livejournal.com]

отрывок откуда? Я бы почитал с удовольствием.